Правда, она рисовала не круги, а домики. Целые города из маленьких домиков.
Богдан с интересом взглянул на Ганну.
— А потом что стало с этими домиками?
— А потом она выросла и построила настоящий дом — тот самый, в котором ты теперь живёшь. Видишь, как всё складывается?
Вечером Ганна доставала старые альбомы с фотографиями и рассказывала Богдану истории о проделках Оксаны в детстве. Как однажды она решила раскрасить кота зелёнкой — чтобы стал красивее. Или как устроила сюрприз и перемыла всю посуду стиральным порошком. А ещё — как соорудила в огороде шалаш из кольев от помидоров и просидела там весь день, пока вся деревня её искала.
Богдан впервые за долгое время рассмеялся — негромко, но по-настоящему.
— А Владимир тоже был когда-то ребёнком? — спросил он.
— Конечно, Богданчик. И знаешь, когда твои родители были маленькими, они тоже порой расстраивались и думали, что всё вокруг рушится. Но это всегда проходило.
На третий день произошло то, чего Богдан боялся больше всего. Зазвонил телефон, и он услышал голос Оксаны — заплаканный и дрожащий. Сердце мальчика болезненно сжалось.
Ганна говорила по телефону тихо, но мальчику было ясно: дома происходит что-то нехорошее.
После разговора он молча подошёл к столу, взял фломастер и начал рисовать. Один чёрный круг за другим.
Ганна не стала его останавливать. Она просто присела рядом, обхватила его ладонь своими тёплыми руками и мягко сказала:
— Знаешь ли ты, Богданчик… даже самые тёмные тучи на небе рано или поздно исчезают. Нужно лишь немного подождать.
Они сидели так довольно долго: мальчик продолжал выводить свои круги на бумаге, а Ганна держала его руку в своих ладонях. За окном шумел ветер в яблоневых кронах; где-то мычала корова; воробьи щебетали беззаботно… Мир жил своей жизнью — несмотря на бурю внутри ребёнка.
— Бабуль… — вдруг прошептал Богдан, — а Оксана с Владимиром разведутся?
Ганна не стала лгать или утешать пустыми словами.
— Не знаю точно, родной мой. Иногда взрослым трудно понять друг друга — так же как детям бывает сложно договориться в песочнице. Но это вовсе не значит, что они перестали тебя любить.
— А если всё-таки разведутся… где я тогда буду жить?
— Там, где сам захочешь.
Богдан задумался ненадолго:
— С Оксаной хочу остаться… Но чтобы Владимир приходил… И чтобы они больше не ругались…
— Это очень мудрое желание,— кивнула Ганна.— Ведь даже если взрослые не могут быть вместе как раньше… они вполне могут договориться о самом главном: делать тебя счастливым. Пусть даже по очереди… но искренне стараться ради тебя.
В тот вечер Ганна пекла пироги с вишней — те самые любимые угощения Богдана с самого детства. По кухне разливался чарующий аромат выпечки; мальчик вертелся рядом без устали — как всегда бывало тогда, когда готовилось что-то специально для него одного.
— А можно я сам попробую? — спросил он с надеждой в голосе, наблюдая за тем, как бабушка раскатывает тесто скалкой.
— Конечно можно… Богдан!
Мальчик лепил пирожки старательно: пусть они выходили кривоватыми да неровными — зато каждый был наполнен частичкой доброго настроения, которое понемногу возвращалось к нему обратно.
— Бабуль,— сказал он тихо во время того как ставили противень в печь,— а ты вообще ругаешься?
— Бывает такое… Богданчик,— усмехнулась она.— Иногда даже сильно! Но стараюсь сердиться только на глупости… а не на людей…
— Это как?
— Ну вот смотри: если я случайно обожгусь о горячую печку — то поругаю себя за невнимательность… а не печку! Ведь она просто такая есть по своей природе – горячая!
Мальчик задумался над её словами всерьёз…
На четвёртое утро случилось маленькое чудо: проснувшись рано-рано и выглянув в окно – Богдан увидел Ганну во дворе – она кормила курочек зерном из ведёрка. Солнце только-только поднималось над лесом; мир казался свежим от росы и наполненным светлой тишиной нового дня…
Он быстро оделся и выбежал навстречу новому утру во двор…
— Доброе утро тебе моё солнышко,— улыбнулась ему бабушка.— Рано сегодня поднялся!
