И тогда на первый план выходили «они» — приёмные дети. Люба, девочка лет десяти с серьёзным взглядом и большими глазами, без слов подходила, чтобы подержать тазик или протянуть полотенце. В один из дней, когда Галина случайно опрокинула стакан с водой со столика, именно Люба первой бросилась к нему: ловко подхватила и быстро вытерла разлившееся, пока Оксана помогала самой Галине удержаться.
Как-то раз у Галины так сильно разболелась голова, что глаза заслезились от боли.
— Может, форточку открыть? — тихо спросила Люба.
— Не вмешивайся! Уходи отсюда! — резко выкрикнула Галина, выплёскивая на ребёнка всё накопившееся раздражение и бессилие.
Люба молча вышла. Но спустя минуту вернулась — в руках у неё была кружка прохладной воды и влажная тряпочка. Она аккуратно положила её Галине на лоб.
— Вот… Это может немного помочь, — прошептала девочка и поспешно вышла из комнаты.
Галина лежала с закрытыми глазами. Прохлада на лбу приносила облегчение. И всё же эта простая забота от того, кого она сама так ожесточённо отталкивала, причиняла ей почти физическую боль. Где-то глубоко внутри неё шевельнулось нечто непривычное — горькое чувство вины и стыда.
Постепенно Галине становилось легче. Когда гипс сняли, она начала понемногу передвигаться по комнате с помощью ходунков. Оксана перестала навещать её ежедневно — теперь просто оставляла еду на кухне. Дом будто бы погрузился в тишину: она становилась ощутимой до звона в ушах. Галина ловила себя на том, что прислушивается: не послышится ли лёгкий топот в прихожей или голос Любы с предложением помощи? Но слышен был лишь скрип её собственных шагов по полу. С каждым днём она двигалась увереннее — но вместе с тем ощущение пустоты только усиливалось.
Когда она набрала номер сына и начала жаловаться на одиночество, Маркиян даже не дал ей договорить:
— Мама… У нас тут опять сложности возникли. Кто-то снова пожаловался в опеку. Приходили проверяющие – всё осмотрели и сделали предписание: говорят, при такой разнице полов и возрасте детей нужна отдельная комната для Любы. То есть нам теперь нужна квартира побольше…
Галина застыла у телефона. Её переполняло горькое удовлетворение.
— Маркиян… — произнесла она с той самой интонацией упрёка, которую годами оттачивала до совершенства. — Я ведь тебя предупреждала! Зачем тебе эти чужие дети? Жили бы втроём спокойно – никто бы к вам не придирался! Ты же знаешь: у меня нет денег… Сколько я потратила на твою учёбу… На свадьбу…
Это была неправда – оба это прекрасно понимали. У Галины были накопления: они лежали «на чёрный день» или же – если быть откровенной – для Остапа.
Маркиян тяжело вздохнул в трубку:
— Мама… Я понимаю тебя… Но ведь это не их вина. И не Оксаны тоже… Мы их любим… Они для нас как родные…
Слово «любим» больно резануло Галину по сердцу – оно звучало слишком чуждо и непрактично в данной ситуации.
— Любовь любовью… А жить где-то нужно… — холодно ответила она. — Взялись за это дело – вот сами теперь и разбирайтесь со своими проблемами. Я своё уже отжила.
Она отключилась первой – внутри бушевал странный коктейль из торжества и пустоты одновременно. Да, её предсказания оправдались; да, теперь можно было сказать: «Я же говорила». Но почему-то это совсем не радовало её душу.
Галина вновь вернулась мыслями к вопросу: кто мог настучать в опеку? Те самые соседи, которых она сама когда-то подначивала? Или всё-таки то первое письмо было написано ею самой?..
