Сквозь прорехи в потускневших шторах настойчиво пробивались солнечные лучи, вырывая из полумрака пыльные фоторамки и выцветшие кружевные салфетки, аккуратно разложенные на старом комоде.
Самый яркий из них упал прямо на портрет юноши в строгом костюме — Мирослава, младшего сына.
С фотографии он смотрел с того света, сдержанно улыбаясь — устало и будто с облегчением.
Неподвижная Ганна сидела в кресле, словно изваяние, застывшее во времени.
С тех пор как сердце Мирослава перестало биться после долгой и мучительной болезни, минуло уже полтора года, но в этой комнате всё будто остановилось в тот самый день.
Все эти восемнадцать месяцев старший сын Игорь был для неё единственной опорой.
Он брал на себя все хлопоты — разбирался с документами, привозил еду, просто молча находился рядом по вечерам, когда тишина становилась невыносимо гнетущей.
Игорь стал для неё якорем, не дающим утонуть в бездне отчаяния. Но теперь этот якорь неожиданно дал слабину.
Игорь пришёл не один — с ним была Елена. Девушка старалась не привлекать к себе внимания.
Она тихо поздоровалась и осторожно присела на край дивана, чувствуя, как холодная тяжесть атмосферы давит на плечи.
Игорь был заметно взволнован, в его взгляде мелькала та самая искра жизни, которая давно покинула этот дом.
— Ганна, нам нужно поговорить, — произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал мягко. Он опустился на корточки напротив, чтобы быть с ней на одном уровне. — У нас с Еленой важная новость.
Ганна медленно повернула к нему голову. В её взгляде не было ни удивления, ни радости — лишь привычная, глубокая печаль.
