— Не подходи! — она отпрянула от него, словно обожглась. — Я тебе не мать! Видно, у тебя другая мама — твоя работа или кто-то еще! А я тут одна пропаду, и вам всё равно!
— Вы к нам несправедливы, — спокойно, но сдержанно произнесла Ангелина. — Мы ведь всегда стараемся помогать: и с посадкой, и с уборкой. Просто в этом году так получилось, что до первого сентября не смогли приехать.
— Всегда? — Вера горько усмехнулась. — Это когда вы в прошлом мае на море укатили, а я со своей больной спиной на грядках ползала? Это вы называете «всегда»? Вы приезжаете только тогда, когда вам удобно! Когда у вас в вашем городе все дела завершены! А мои нужды никого не волнуют! Для вас я просто бесплатный поставщик домашней еды! Вези нам, мама, картошечку да яблочки! А то, что мама эту картошку сажает, полет и копает — это уже никого не интересует!
Мирослав побледнел. Он понял: мать не просто обиделась — она была на грани срыва.
Все старые обиды и накопившееся раздражение прорвались наружу именно сейчас — из-за этой злополучной картошки.
— Мама, хватит уже, — сказал он строго. — Ты говоришь ужасные вещи. Мы тебя любим. Мы всегда стараемся заботиться о тебе…
— Заботитесь?! — выкрикнула она сквозь смех почти истеричный. — Вся ваша забота показная! Приезжаете на денек-другой, пофотографируетесь на участке для интернета: вот какие мы деревенские теперь стали! А потом назад в свой удобный городок!
— Мы же звоним тебе каждые два дня! — Мирослав не выдержал. — Я тебе даже новый телефон купил специально для видеосвязи!
— Не нужен мне ваш телефон! — резко оборвала она. — Мне нужна была помощь руками! Первого сентября! А вас тогда рядом не было… И теперь уже поздно что-то делать! Уезжайте обратно в свой городок к своим важным делам и конференциям! Я вас сюда не звала и вашей помощи больше не хочу!
На кухне повисло тяжелое молчание. Ангелина опустила взгляд; губы ее дрогнули.
Мирослав ощутил прилив ярости где-то глубоко внутри.
Он понимал чувства матери… но вся сцена казалась ему жестокой и унизительной.
— Хорошо, мама… — произнёс он холодным голосом переговорщика из офиса. Тем самым тоном он обычно разговаривал с самыми трудными клиентами. — Раз мы тебе больше не нужны… мы уедем.
— Давно пора было уехать! — выкрикнула Вера и со злостью стукнула кружкой о столешницу. — Чтобы я больше ни одного из вас здесь не видела!
Мирослав развернулся молча и вышел из кухни.
Ангелина задержалась всего на мгновение: посмотрела на согбенную фигуру свекрови у окна; та отвернулась окончательно, ясно давая понять: разговор окончен.
— Мы ведь хотели как лучше… – прошептала она тихо вслед мужу и пошла за ним.
Вера даже головы не повернула. Она услышала хлопок двери… гул мотора… звук удалялся всё дальше… пока окончательно не растворился в осенней тишине.
И только тогда она позволила себе разрыдаться по-настоящему.
Судороги рыданий пронесли дрожь по её телу.
Она плакала от боли… от одиночества… от яростного чувства жалости к себе самой…
Вера была абсолютно уверена: правда за ней. Они её бросили. Они её предали…
В машине стояла гнетущая тишина.
Первые километры они ехали молча; никто даже взгляда друг другу не бросил.
— Я просто в шоке… – наконец выдохнула Ангелина сквозь напряжение голосом и посмотрела в окно на поля под осенним солнцем. – Это же настоящая истерика… Из-за какой-то картошки… Мы ведь приехали помочь…
— Дело вовсе не в картошке… – хрипло ответил Мирослав, крепче сжав руль обеими руками. – Это всё сразу навалилось… Возраст… одиночество… Она ведь действительно одна там осталась… А мы…
