– Слухи доходят даже до Украины, – спокойно произнесла Оксанка, слегка пожимая плечами. – Особенно когда твой супруг сам не стесняется делиться ими направо и налево.
В глазах Марьяны вспыхнула смесь гнева и безысходности. Она резко повернулась, чтобы уйти, но у самой лестницы замерла.
– Ты ещё об этом пожалеешь, – бросила она через плечо, не оборачиваясь. – Я это так не оставлю.
Оксанка промолчала. Она тихо прикрыла за собой дверь и прислушалась к удаляющимся шагам сестры. Не оставит… Ну-ну, попробуй что-нибудь предпринять — только время потратишь зря…
Последующие дни легче не стали. Марьяна несколько раз звонила, оставляя на автоответчике короткие и раздражённые сообщения. В мессенджерах она строчила длинные тирады полные упрёков и обвинений, но Оксанка игнорировала их — ей было совсем не до того! Состояние отца ухудшалось с каждым днём, и сколько ему ещё осталось — никто не знал.
Все силы Оксанка отдавала уходу за ним. Она читала ему вслух любимые книги, готовила его излюбленные блюда, просто сидела рядом и держала его за руку. Ей хотелось дать ему почувствовать: он нужен, он любим! Пусть хотя бы немного станет теплее на душе…
Сегодня она собиралась взять с собой в больницу старые семейные альбомы — их в доме хранилось немало. Папа сам попросил принести их: хотел вспомнить прошлое и поделиться с дочерью историями своей юности. А для Оксанки это была радость — значит, ему стало хоть чуточку легче!
Но внезапный звонок в дверь прервал её поиски. Она настороженно подошла к двери и заглянула в глазок: на пороге стоял незнакомец в дорогом костюме с портфелем под мышкой.
– Евгения? – спросил он внимательно, глядя сквозь дверную щель. – Я адвокат вашей сестры. Нам необходимо поговорить.
Оксанка глубоко вдохнула: внутри всё напряглось до предела. Она знала — этот момент рано или поздно наступит. Чтобы Марьяна вот так просто отступилась? Никогда…
– Заходите, – произнесла она спокойно и отошла в сторону. – Только сразу предупреждаю — квартиру я никому уступать не собираюсь.
Мужчина вошёл внутрь и окинул помещение внимательным взглядом. Он был лет сорока пяти на вид: уверенный взгляд, спокойная осанка.
– Евгения… – начал он после того как сел на предложенный стул, – я представляю интересы вашей сестры Марьяны. По её словам есть основания для пересмотра завещания.
Оксанка усмехнулась криво; улыбка вышла горькой.
– Пересмотра? И чем же она это обосновывает?
Адвокат открыл папку с бумагами из своего портфеля.
– К примеру тем фактом, что ваш отец Тарас мог быть недееспособен во время составления документа… возможно даже не осознавал своих действий…
– Может быть вам стоит сначала изучить факты прежде чем браться за дело без шансов? – холодно ответила женщина с усмешкой на губах. – Завещание отец составил восемь лет назад — тогда он ещё работал! А значит ежегодно проходил медосмотры! Он у меня преподаватель был между прочим!
Адвокат развёл руками в примирительном жесте:
– Я лишь исполняю свои обязанности… Ваша сестра считает необходимым рассмотреть все возможные пути решения вопроса.
Оксанка подошла к окну и посмотрела вниз на детскую площадку во дворе: там играли дети… Когда-то они с Марьяной тоже носились тут до самого вечера — домой загнать было невозможно…
– А я считаю нужным передать вашей клиентке следующее: никаких вариантов нет! Квартира по закону переходит мне — отец сознательно принял это решение! И я сделаю всё возможное для того чтобы исполнить его волю!
За спиной адвоката захлопнулась тяжёлая дверь; после неё повисло гнетущее молчание… Оксанка осталась стоять у окна и наблюдала как мужчина садится в дорогую машину… Что ещё выдумает сестрица? Это ведь только начало…
И действительно — прошло всего пару дней как в больничном коридоре появилась Марьяна… Её появление напоминало сцену из спектакля: она буквально впорхнула в палату с преувеличенным волнением на лице и пакетом фруктов из ближайшего супермаркета по акции…
– Папочка… – пропела она сладким голосом склонившись над кроватью отца с натянутой улыбкой на лице, – как же нехорошо поступила Оксанка! Заставила тебя подписать завещание! Но ничего… У меня есть связи… Мы всё исправим!
Старик попытался приподняться опираясь на локоть… но слабость взяла своё — он бессильно опустился обратно на подушки; лицо побледнело от напряжения…
